Приспешники оккупантов или Родословная коллаборационизма
Добровольное сотрудничество с оккупантами квалифицируется как измена Родине и в законодательстве многих стран мира приравнивается к военному преступлению.
В годы Великой Отечественной войны чаще всего это сотрудничество было ничем иным, как извлечением личной выгоды из трагической ситуации. Но даже если это было сотрудничество по принуждению или необходимости личного выживания, оно оставалось предательством. Это и был коллаборационизм.
Уроженцу деревни Рудня Горбовичская Макару Бадею исполнилось сорок девять лет, когда началась Великая Отечественная война. В то время он работал стрелочником на станции Клинск, имел семью – жену и двоих детей.
В первые дни войны его, как и других односельчан призывного возраста, мобилизовали в Красную Армию. В составе подразделения он оказался в немецком окружении под городом Борисполь, сдался в плен, из которого, по его словам, совершил побег. Так это было или нет, но в октябре 1941-го Бадей вернулся в родную деревню.
Вполне вероятно, что мужчина так и отсиделся бы тихо дома до освобождения от немецко-фашистской оккупации территории района. Но уже через месяц после возвращения домой он добровольно поступил на службу к оккупантам в качестве десятидворника (десятского) и пробыл в ней до декабря 1943-го. Еще через год, в декабре 1944 года, он был арестован и привлечен к уголовной ответственности за преступную деятельность в период оккупации.
На предварительных допросах и очных ставках изменник Родины отвергал все обвинения против себя. Мол, то не делал, этого не совершал, того не грабил, этого не избивал… Но конкретные факты его преступлений оказались более убедительными аргументами для суда. Их предъявили очевидцы: жители Рудни Горбовичской Иван Бадей, Андрей Зубец, Анна Бадей, Анна Васильева, Елена Бадей, Матрена Мазунович (Мазанович), а также житель Рудни Антоновской Андрей Филиппов. Они рассказали, как обвиняемый Бадей насильственно отнимал у жителей сельхозпродукты, куриные яйца, гусей, которые передавал немцам, как под угрозой физической расправы выгонял местных жителей на оборонительные работы, как летом 1943-го избил односельчанку Матрену Мазунович (Мазанович) только за то, что та осмелилась потребовать обратно свою лодку. Свидетели также показали, что изменник Родины то и дело восхвалял строй фашистской Германии, с издевкой высказывался о Красной Армии, а народных мстителей неизменно называл «бандитами».
Следствие длилось два месяца, и за измену Родине суд приговорил коллаборациониста к заслуженному наказанию – 10 годам исправительно-трудовых лагерей.
*
Призывного возраста был и уроженец и житель деревни Дудичи Владимир Гарбар, 1922 года рождения, а потому в первые дни Великой Отечественной войны его тоже призвали в армию и направили на формировочный пункт в г. Елец Смоленской области. Но гарнизонная комиссия признала Гарбара непригодным к строевой службе и направила в распоряжение Елецкого райвоенкомата. Молодого человека включили в бригаду, которая занималась уборкой урожая в колхозах и оборонными работами. Но как только Елецкий район был оккупирован, Гарбар скрылся и вернулся домой. В сентябре 1941-го по предложению заведующего сельхозотделом районной оккупационной управы Дроника он добровольно поступил на службу к оккупантам. Его назначили на должность заведующего конторы «Заготскот», хотя до войны он работал всего лишь плотником «Заготзерна».
За три месяца Гарбар направил оккупантам не менее тысячи голов КРС, столько же овец, более 700 голов свиней и около 300 гусей. Крупные партии КРС Гарбар отправлял в Гомель на мясокомбинат, свиней в Мозырь, мелкие партии – в столовые для местных оккупантов и их пособников полицаев. Как рассказал допрошенный в качестве свидетеля в июне 1946 года Василий Жук, который был в период оккупации счетоводом конторы «Заготскот», Гарбар «работу проводил очень активно, тщательно следил за уходом и сохранностью скота, часто ругал рабочих, досматривавших этот скот, требовал хорошего ухода», а в разговорах «рассказывал, что Советскую власть ненавидит за то, что его отца подвергли репрессиям, с немецкими ставленниками был в дружеских отношениях и старался как можно лучше выполнить все их распоряжения».
В апреле 1942 года все тот же Дроник назначил его заведующим показательного участка огорода, организованного немецкими оккупантами. На нем Гарбар выращивал для немцев табак, капусту и помидоры. Но в августе того же года партизаны убили его отца Николая Гарбара как активного пособника оккупантов. А спустя год, в июле 1943-го, партизаны поймали и самого Владимира Гарбара, доставили в штаб партизанского отряда на суд. Но коллаборационист сумел сбежать, месяц скрывался, а потом перебрался в Калинковичи и стал работать хозяйственником у немцев. В этой должности он часто выезжал с оккупантами по городу и окрестным деревням и грабил имущество тех, кто ушел в партизаны. Об этом в своих свидетельских показаниях в июне 1946 года рассказали Елена Коваленко и Дарья Ермилова, бывшие очевидцами разграбления домов Ивана Рыковского и Прокопа Черняка по улице Бунтарской. А с приближением фронта Гарбар занимался погрузкой и отправкой в Германию награбленного имущества, вплоть до железного лома.
Понимая, что возмездие неизбежно, предатель вместе с женой за два дня до освобождения Калинковичей эвакуировался в Германию, где продолжал работать в пользу немцев. Но в 1945-м он был репатриирован в СССР, как ни в чем не бывало вернулся на прежнюю работу плотником конторы «Заготзерно». Однако в июле 1946 года на основании многочисленных свидетельских показаний Гарбар был арестован, изобличен как изменник Родины и осужден к 15 годам лишения свободы…
*
Измена Социалистической Родине, добровольное сотрудничество с оккупантами и предательская деятельность в интересах немецких оккупационных властей ставилась в вину и Александру Пенько 1880 г.р., уроженцу Дудичей, который в 1935 году был раскулачен, а спустя год осужден на 5 лет за антисоветскую пропаганду. Но в 1941-м с приходом немцем вернулся в родные места, тут же занял свои два дома, отнятые у него при раскулачивании, выгнав Маланью Потоцкую, которая купила один из этих домов у сельсовета. В них он поселился с женой, дочерями и зятьями. А в ноябре 41-го вызвался добровольно быть бургомистром Дудичской волости, получив в свое управление Дудичи, Буду, Вишар, Смолянку, Смаглов, Есипову Рудню, Подболотье, Муравейницу, Шалыпы, Юшки и Булавки. Сам же подобрал и поставил старост в эти деревни: Николая Гарбара (убит партизанами), Ивана Стому (умер), Василия Азбуку (на момент суда над Пенько был под арестом), Василия Бичана (бежал с немцами). Писарем назначил Адама Савенка (позже был осужден военным трибуналом), а также трех полицаев: Александра Альховика, Василия Змушко (был убит партизанами) и Юрия Туровчика (погиб на фронте).
Пенько прибирал к рукам всё, что ему приглянулось. Так, у жителя Муравейницы Емельяна Отчика отнял хорошую лошадь, в Юшках – дойную колхозную корову, в Булавках у Григория Кулыбы отнял откормленного кабана, в Дудичах у Антона Евсеенко – лошадь, телегу, конскую сбрую, никелированную кровать, 4 кг овечьей шерсти.
Именно Пенько выписывал каждому сельчанину налоговые обязательства (денежные и продовольственные налоги в пользу оккупантов). К примеру, в 1942 году каждый житель Дудич должен был сдать 120 кг хлеба, 350 кг картофеля, 350 л молока с коровы, заплатить налоги подушные, за землю и на собак. По его приказу старосты отправляли пешком или на лошадях людей на работы: очистку снега с железной дороги, переделку пути под немецкую колею, спиливание леса на 150 м от железнодорожного полотна от Калинковичей до Голевицы.
На совести коллаборациониста и отправка по угрозой расправы 135 человек молодежи на каторжные работы в Германию летом 1942-го.
В ходе следствия было установлено, что на протяжении 1942-1943 годов Пенько являлся агентом карательных органов, вел тайную разведывательную работу по установке лиц, ушедших в партизаны или связанных с партизанами. Доносы о лицах, заподозренных в таких связях, в письменной форме подавал бургомистру города Гаращуку, в результате этих доносов полиция производила аресты и расстрелы советских граждан.
Но и сам Пенько не оставался в стороне от карательных акций против своих сограждан, неоднократно выезжал в деревни с оккупантами и полицаями для расправы и на грабежи.
Осознавая меру своей вины, осенью 1943 года Пенько бежал в Германию. Однако в 1945 году он был репатриирован в Беларусь и предстал перед судом, на котором в качестве свидетелей выступили его односельчане Ульяна Муха, Маланья Потоцкая, Елизавета Потоцкая, Наталья Пилипейко, Мария Туровчик, Антон Евсеенко, Александра Пенько, Раиса Чопик, Мария Азбука, Татьяна Змушко и жительница Калинковичей Анна Змушко. В сентябре того же года суд вынес коллаборационисту приговор: 20 лет каторжных работ…
*
Заместителем Пенько как бургомистра был его односельчанин Иван Коваленко, 1891 года рождения. Хотя он и происходил из крестьян-бедняков, это не помешало ему стать изменником Родины. Как и Пенько, его судили в 1930-е годы, он был враждебно настроен к Советской власти, и когда в августе 1941 года район был оккупирован немецко-фашистскими захватчиками, Коваленко тут же стал заместителем бургомистра Дудичской волости, помощником старосты деревни и членом комиссии по разделу посевов колхозного картофеля, земли и сенокосов. Он с рвением выполнял задания захватчиков по снабжению их продуктами питания, которые изымал у односельчан, выгонял дудичан на принудительные работы по расчистке железнодорожного полотна от снега, на заготовку и доставку на станцию Калинковичи дров для оккупантов. При этом регулярно писал доносы в полицию на тех, кто отказывался выходить на работу или совестил его. В наказание людей арестовывали, сажали в холодные помещения. Так, по его доносу были арестованы Анна Чопик (за невыполнение хлебопоставок) и Василий Чопик (за невыход на работу). Осенью 41-го Коваленко отнял лошадь у жителя Суховичей Ивана Отчика, а весной 42-го вместе со старостой Гарбаром и полицаями у Василия Малащенко отнял быка. По его доносу весной 43-го полицаи отняли корову у Марии Губарь. Впоследствии на суде свидетели также рассказали о многочисленных фактах насильственного изъятия Иваном Коваленко у них и их односельчан не только скота, кроватей и диванов, но и мелких вещей. Ему же доверили распределение колхозной земли и сенокосов, лучшие и большие наделы которых он отдавал немецким приспешникам, а худшие – тем, у кого дети, отцы и братья были на фронте, кто поддерживал до войны советский актив, некоторым и вовсе отказывал в земле, сильно избил Еву Пенько, Надежду Трошко и Марию Пенько за то, что осмелились попросить себе наделов, а Анне Чопик угрожал расстрелом. Свидетели показали, что каждый раз Коваленко считал своим долгом нецензурно высказаться в адрес Сталина и Красной Армии, вел антисоветскую агитацию и восхвалял немецкий порядок.
На суде также было доказано непосредственное участие Коваленко в составлении списков советской молодежи для угона в германское рабство, участие осенью 42-го в карательной экспедиции против партизан в урочище Кошелевой Рудни.
Более двух десятков свидетелей было заслушано в суде из Дудичей, Зеленочей, Вишара и других деревень. По сумме преступлений суд вынес изменнику родины справедливый приговор: 15 лет каторжных работ с конфискацией имущества и поражением в правах на 5 лет…
Вадим Жулего, прокурор района.
