Два дня рождения Леонида Соловьяна

Яркое воспоминание из детства уроженца Рудни Горбовичской Леонида Соловьяна – рыбалка с отцом. Пока тот ставил сети и вентеры, сын лежал в деревянной лодке, грыз сладкий ситняг и мечтал о хорошем улове. Правда, отец не давал долго бездельничать: то велел костром заниматься, то сети распутывать, то рыбу чистить.

И хоть хлопцу было тогда всего шесть годков, он и сегодня до мелочей помнит те счастливые и беззаботные дни. А еще помнит магазин при небольшом заводике, специализировавшемся на мойке и окраске тканей, которым его отец – Михаил Григорьевич заведовал в довоенные годы. Мать, бывало, вручала старшим сыновьям Лене и Ваське гладышку со словами: «Бегите к батьке, пусть варенья нальет». Донести такую вкусноту домой в целости и сохранности было тем еще испытанием. Мальчишки часто не выдерживали, по очереди обмакивали пальцы в варенье и, зажмурив глаза от удовольствия, облизывали их. И как-то незаметно выходило, что в гладышке оставалась лишь половина. За своевольство получали от матери нагоняй. Хотя ругалась она нестрашно, если уж сильно злилась – могла огреть рушником по спине. Гораздо строже и требовательнее был отец, за которым семья жила, как за каменной стеной, но он  увы, не вернулся с войны.

Родом не из детства – из войны

Михаил Григорьевич ушел на фронт в первые дни Великой Отечественной. Родные так и не дождались от него ни единого письма, ни единой весточки. А в начале 1944 года пришло извещение, что красноармеец Соловьян пропал без вести еще в августе 1941-го.

Ева Федоровна, на руках которой остались трое сыновей и дочь, долго отказывалась верить в смерть мужа, часто плакала и повторяла: «Вернется Миша, потому что знает: не умею я жить без него»… Ей пришлось научиться, а Леониду, как старшему, – резко повзрослеть.

– Когда началась война, мне было восемь годков, а Василю шесть. За нами шли трехлетний Мишка и только-только родившаяся Нинка. О детских играх довелось позабыть, ведь появились заботы поважнее: где дров или какой еды раздобыть, как укрыть скотину от немцев, к каким родственникам податься, когда оккупанты выгнали нас из дома, как успокоить маму, вселить в нее надежду на лучшее… – рассказывает Леонид Михайлович. – Радуюсь, что моя дочка и внуки подобного не испытали. Их детство было таким, каким и должно быть – веселым и беззаботным. В счастье и достатке растут и трое правнучков.

Уважаю нашего Президента Александра Лукашенко за то, что не дал втянуть нас, белорусов, в войну. Ведь это страшно, это смерть, слезы, разруха. Погибнуть либо стать инвалидом можно в любой момент. Моя правая нога, в которой с войны сидит минный осколок, и сегодня при смене погоды не дает мне покоя, раз за разом напоминая о дне, когда я был на волосок от смерти.

День рождения – дважды в год

Беда случилась в мае 1944 года. Двоюродные братья Леонид Соловьян и Степан Коктыш погнали коров пастись на луг. К вечеру похолодало, решили разложить костер. У тепла Степку разморило, и он задремал, а Ленька решил собрать веток про запас. Это, видимо, и спасло парня, ведь когда в костре раздался взрыв, он был от него в нескольких метрах, и хоть и получил тяжелые ранения, но выжил. А вот Степан погиб на месте.

– От ран и адской боли я потерял сознание. Мужики, что меня подобрали, потом говорили, мол, родился хлопец в рубашке: на мне ж живого места не было. Мать, когда меня увидела, заголосила, как по покойнику. Но что значит – суждено жить, – вспоминает Леонид Михайлович. – В Рудне той порой стояли наши солдаты, среди них был фельдшер. Он меня перевязал, кровь остановил и на мотоцикле отправил в Калинковичскую больницу. Там мне провели несколько операций по удалению минных осколков, но так всех и не достали. А вот с правым глазом, который серьезно пострадал и ничего не видел, долго думали, что делать.

Леонид Михайлович признается: то был единственный жизненный период, когда он хотел умереть. Раны доставляли нестерпимую боль, к тому же стало понятно, что глаз уже не спасти – столь серьезных операций в Калинковичах не делали, а перевезти мальчишку в Гомель возможности не было – в мае и июне отступающие немцы сильно бомбили город.

11-летний Ленька, лежа на больничной койке, либо безучастно смотрел в одну точку, либо плакал. Причем, больше жалел не себя, а мать, которая на него, как на старшего, рассчитывала, ведь нужно было ремонтировать пострадавший в войну дом, поднимать младших детей. Медперсонал больницы, как мог, поддерживал мальчика, и он начал потихоньку вставать, примирился с потерянным глазом, тем более врачи пообещали: как только все успокоится, отправят в Гомель, где ему вставят стеклянный протез. Обещание сдержали.

– Свой день рождения – он выпадает на 10 апреля – отмечать не люблю. Но дочка, внуки, правнуки всегда что-то придумывают, поздравляют. Приятно, конечно, только хлопоты это лишние, – говорит Леонид Михайлович. – Но если по правильному, то собираться нужно 14 мая. Если мне не изменяет память, именно в этот день ангел-хранитель спас меня от неминуемой смерти.

За труд – путевка в дом отдыха

После войны Ева Федоровна отправила старших сыновей в школу. Думала: может как выдюжит их учебу, исполнив тем самым мечту мужа, который хотел дать всем детям образование и профессию. Но ничего из этой затеи не вышло: жить приходилось впроголодь, а о том, чтобы справить хоть какую одежку или ботинки, и речи не шло.

Ленька осилил четыре класса в Рудне Горбовичской и один в Антоновке, а потом сказал матери: «Попроси дядьку Диму, пусть с работой какой подсобит, а то в колхозе ничего, кроме «палочек», не увидишь».

Дядька Дима или Дмитрий Ковалев – близкий родственник Соловьянов – возглавлял той порой отдел кадров лесоперевалочной базы на Пхове. Сначала он пристроил 17-летнего хлопца учеником столяра. Некоторое время тот работал без документов, а затем опять же дядька Дима помог с получением паспорта, который сельчанам выдавали с большим трудом. Пришлось подключать даже старшего брата Евы Федоровны Михаила Змушко – ветерана войны, который трудился на Брестчине председателем райисполкома.

До работы Леонид Михайлович был горячий. Быстро прошел путь от простого неопытного ученика до старшего бригадира, которого ценило руководство и уважали коллеги. В 1960 году его, как передовика производства, премировали путевкой в дом отдыха «Ченки». К тому времени Леонид уже жил в собственном доме, где не хватало лишь хозяйки.

Знатный танцор и барабанщик, заботливый муж, отец, дедушка и прадедушка

– Женился я по тогдашним меркам поздно – в 30 лет. Все как-то не до того было: то матери с младшими помогал, то строился, то на сверхурочные часы оставался, чтоб лишнюю копейку заработать, – рассказывает Леонид Михайлович и тут же признается: – Хотя на танцы время всегда находил. Я это дело ох как любил. И Лидка моя любила. На танцах мы и рассмотрели друг друга, хотя знакомы были давно: как-никак в одной деревне выросли.

Руднянская молодежь в теплую погоду танцевала на мосту. На гармошке играл мой друг Аркадий Свеженцев. Девчата подпевали. Я надумался и смастерил барабан, чтоб слышно было нас на всю округу. Гуляли мы весело и шумно, но без выпивки. Это уже в праздник какой или иногда в субботу могли взять чарку. Но до свиноты редко кто напивался. Да и как пить, если дел непочатый край? У всех же работа, огороды, скотина… Чтоб все успеть, вставали с петухами и за день могли не присесть. Это сегодня я раскошую: хочу лежу, хочу радио слушаю. Из хозяйства – индюки, куры да собака. Раньше помогал дочери с огородом. И сейчас бы помогал, ведь силы еще есть, но, увы, года два, как полностью ослеп.

Слепоту Леонид Михайлович принял стоически. Жизненные тяготы давно закалили его характер. Ведь кроме войны и тяжелого ранения, сделавшего его инвалидом, он пережил преждевременную смерть жены и нескольких малолетних детей. А из-за проблем со здоровьем Леониду Михайловичу пришлось оставить любимую, но ответственную и физически изматывающую работу на лесоперевалочной базе, и перейти сначала кочегаром на Мозырский завод мелиоративных машин, затем сторожем на одно из предприятий Калинковичей.

Для единственной дочери Жанны отец – пример жизнелюбия, стойкости и душевной красоты:

– Для папы нет неразрешимых проблем, он всегда настроен оптимистично. Несколько раз порывалась его забрать к себе: когда мамы не стало и когда потерял зрение. Наотрез отказался. Говорит: «У тебя, Жанка, я на диван лягу, больше не встану и зачахну. А в своем доме и дворе я все на ощупь знаю, поэтому буду потихоньку тупать и жить».

Леонид Михайлович считает себя человеком счастливым: столько прожил на земле, столько всего видел, троих детей дочери помог вырастить, троих правнуков дождался. Признается, что теперь с нетерпением ждет тепла и лета. Тогда родные гораздо чаще заглядывают в гости, благодаря чему на усадьбе с утра до вечера звучит детский смех, который 90-летний юбиляр называет своей живительной силой.

Татьяна ЗУБЕЦ.

Фото автора и из архива семьи Соловьян.