Дни, когда случилась Чернобыльская трагедия, Леонид Акуленко помнит хорошо
Тридцать шесть лет прошло со дня трагедии в Чернобыле. Сегодня для некоторых это история, интерес к которой подогревается сталкерскими вылазками в «зону» и жуткими снимками, запечатлевшими как-будто Постапокалипсис. Но слишком многих катастрофа на атомной электростанции сорвала с насиженных мест, полностью изменив привычный ритм жизни.
Те дни, когда случилась трагедия, Леонид Акуленко помнит хорошо. Хоть и подумать тогда не мог, что тот апрель и тот май будут отзываться эхом в его жизни и других людей столь долгое время.
– Это были солнечные дни. Я работал ветврачом в колхозе «22 съезд КПСС» в д. Кожушки (30 км от реактора) Хойникского района. Все было обыденно. Никаких разговоров о взрыве, хотя, как выяснилось после, — авария уже случилась. Только через пару дней, 28 апреля, узнали от односельчан, которые работали на атомке пожарными, что случилась авария, – вспоминает Леонид Алексеевич. – Трое из них еще живы, правда, перенесли пересадку костного мозга. Храбрые ребята, награждены орденами.
Но никто особо не придал новости о катастрофе значения. Никого не отселяли. А потому все спокойно готовились к празднованию Первомая.
– Только парторг понимал, что все это не к добру, – вспоминает Леонид Алексеевич. – Нашел прибор для измерения радиации. Поехали вместе с ним сначала в д. Погонное, она близко к Чернобылю была, потом на свои колхозные поля, где трактора работали, замерять радиацию. Все данные отправили в неофициально созданный штаб в райисполкоме в Хойниках. А через несколько дней приехали из КГБ. Хотели нас из партии исключить за то, что полезли туда, куда не просили. Спасло только то, что началось отселение деревень. И про нас, видимо, забыли.
Леонид Акуленко, как настоящий коммунист, не мог остаться в стороне, а потому вызвался добровольцем, когда начали вывозить людей:
– Не было ни страха, ни сомнения. Просто знал, что надо ехать. Самыми первыми начали отселять д. Сенцы, Чемков, они ближе всех были к реактору, – рассказывает Леонид Алексеевич. – Вывозили сначала ночью, боялись паники. Но такое ведь долго скрывать невозможно. И скоро колонны автобусов практически круглосуточно колесили по дорогам загрязненной территории.
Деревни отселяли по мере отдаления от атомной станции. Красноселье, Дроньки, Аровичи, Хвощевка…. Этих деревень нет больше на картах, они остались только в воспоминаниях сельчан, которые в срочном порядке оставили свои дома.
– Люди говорили, что в войну тут был враг, немцы его видели, а тут какая-то радиация: не видно, не слышно, а уезжать надо! Больно на это было смотреть. Плакали в автобусе все. А за колонной бежали собаки и лаяли, – вспоминает Леонид Акуленко.
Были и те, кто отказывался уезжать. В основном это пенсионеры. Их было не переубедить. Но и понять можно. Ведь оставить родную хату, в которой прожили всю жизнь, нелегко.
Леонид Алексеевич вспоминает, что, когда ехали на отселение деревень, они ничего не знали о масштабе трагедии. На фоне слухов было понимание, что опасно. А насколько опасно – неизвестно.
– А то, что непонятно, всегда обрастает различными домыслами. Вот и нас пугали, что мы будем не людьми, что нам семьи заводить нельзя, нельзя детей рожать. И мы верили. Наверно, поэтому у меня только одна дочь, боялся, что может ребенок-инвалид родиться.
Всем, кто отправился в загрязненную зону, ежедневно давали полбутылки водки, считалось, что алкоголь спасает от радиации.
– Водку я не пил, знал, что йод надо, и все. Утверждение, что радиация незаметна, было ошибочным. Она была ощутима. Голова болела, сонливость, постоянно как будто ком в горле. Фактически никаких средств защиты у нас не имелось. Повязка на лицо, обычные гимнастерки. Дозиметры были, да только, кто там смотрел на их показания… — машет рукой Леонид Алексеевич. – Помню, приехали научные сотрудники. Все, как космонавты, в свинцовых костюмах. А я голыми руками землю трогаю. С ужасом взглянули на меня: «Парень, что ж ты делаешь, там же радиация!» А разве я думал в тот момент о себе? Людей спасать надо было.
Активно вывозили крупный скот. Леонид Акуленко как раз и занимался описью живности:
– А у людей по 2-3 кабана на хату и по 2-3 коровы. И люди сказали, что просто так не отдадут скотину. Весов в деревнях не было. Стали навскидку записывать вес. Чтобы люди потом компенсацию получили. Куры, индюки, чего только не было. Все описали, вывезли. Часть скота на мясокомбинаты, часть, что сильно фонила, на утилизацию.
В зоне отчуждения хватало брошенного транспорта: и легковушки, и грузовики, и спецтехника. Выезжать на них за пределы зоны запрещалось, а внутри — пожалуйста, любой бери и езди. Правда, техника быстро накапливала радиацию, и девать ее было некуда, даже переплавить нельзя. Непригодные для дальнейшего использования машины отгоняли в могильники.
Леониду Алексеевичу, как человеку, выросшему в деревне, тяжело было видеть бесхозные сады, в спешке оставленные подворья. Угнетало незнание — он толком не представлял, какую дозу облучения получил. Но не горевал, не жаловался, не спрашивал, сколько заплатят, — просто работал.
– Если бы вы знали, какая там природа, река, озера, земли очень хорошие и люди были очень душевные. Выселили всех. Сегодня с такой болью вспоминаю те картины. По молодости ведь это легче воспринималось.
Деревню Кожушки начали отселять 6 июня.
– Сказали, что только на три дня. Мои односельчане поверили, – рассказывает Леонид Акуленко. – Сначала вывезли в Слобожанку. Молодежь, в основном, поселилась в палатках, остальных расселили по людским домам. Три обещанных дня растянулись до сентяб-ря. А потом переехали жить в Шиичи. Тут в срочном порядке построили для нас, так называемые, «чернобыльские домики». Из моей деревни сто семей переехало. А в конце 1987 г. умер первый человек от онкологии. От радиации пострадали и мои родители, онкологией заболел брат.
Сам Леонид Алексеевич особо на здоровье не жалуется, хотя и пробыл в радиоактивной зоне больше месяца:
– Меня, видимо, Бог сберег, потому что добровольцем поехал на помощь людям. Но многих, с кем ездил, уже нет в живых… Покинули, к сожалению, этот мир водители Алексей Скрипко, Григорий Легун, Михаил Колесниченко, Михаил Ющенко. А вот с Иваном Драко, Олегом Рулем, Александром Примаченко, Василием Кирпиченко, Павлом Северином, Николаем Колесниченко и сегодня стараемся поддерживать связь. Знаете, с кем не заговорю про то время, про родные края, все в один голос твердят, что если бы можно было, то и сегодня, даже пешком, вернулись бы туда.
Светлана ПЕТРЕНКО.
