Михаил Страхович о страхе и долге
Спешно уезжая в первые дни отселения, сельчане бросали дома, мебель, технику… Все это нужно было охранять от мародеров, чтобы вещи с «дозой» не расползлись черной чумой по всему Союзу. Милиционеры из разных уголков республики несли вахту в зоне. Ликвидатор аварии на ЧАЭС Михаил Страхович поделился бесценными воспоминаниями об одной из крупнейших катастроф XX столетия.
26 апреля 1986 года Михаил Иванович был просто 26-летним Мишей, милиционером патрульно-постовой службы. Ни он, ни его супруга Зинаида и два маленьких сына Сергей и Дмитрий даже не предполагали, что в этот день где-то в украинском городе произошла крупнейшая техногенная авария, которая разлучит их на месяц.
— 29 апреля нас подняли по тревоге, — вспоминает Михаил Страхович. — Построили во дворе райотдела, и руководство объявило, что едем в командировку, но куда и зачем никто толком не мог объяснить. На автобусе отправили в Гомель, где и рассказали про аварию, что, возможно, будет отселение. Слухи о катастрофе в народе ходили и до этого, но нам первое официальное заявление сделали именно тогда.
Их было семеро ребят, тех, кто первыми из Калинковичей отправились в зону отчуждения. Из Гомеля их отвезли в Хойники, потом в Брагин, Комарин, где в местной школе и расположили. Милиционеры были отправлены, чтобы контролировать общественный порядок при выселении деревень.
— Мы отселяли людей, фактически выпроваживали их, — вспоминает Михаил Иванович. Через несколько дней прибыли грузовики, чтоб вывезти скот.
Все и всех вывозили из зоны. Богатые, красивые, ухоженные полесские деревни за считанные дни стали мертвыми и пустыми.
Сельчане, собрав не больше, чем по сумке вещей на каждого, садились в автобусы. Им в качестве «успокоительного» сказали, что выселение неокончательное.
Люди верили, что вернутся. А боялись ли сами милиционеры радиации?
— Нет, — честно говорит Михаил Иванович. — Мало кто из нас понимал, что она собой представляет. Ее не чувствуешь. Только через время начала голова болеть. И жужжание в ушах — постоянное, непроходящее. Будто какой-то самолет все время в небе. Кружит и кружит. Таблетку дадут и дальше на дежурство.
На дежурство заступали сменами. Никаких индивидуальных дозиметров не было.
— Фактически никаких средств защиты у нас не имелось. Спустя несколько дней дали респираторы, но ведь жара стояла невыносимая, в них дышать было невозможно. Наплевав на опасность, мы их снимали, — машет рукой Михаил Страхович. – Вся наша защита заключалась в переодевании формы да 150 граммах спиртного после дежурства. Надеялись, что тем самым убережем себя от зловредных рентгеновских лучей.
Как жили в зоне отселения участники ликвидации? Да пытались делать вид, что страха нет. Про опасность, про последствия никто не задумывался. Был приказ охранять общественный порядок и не важно, что общества в зоне уже не было.
— За время службы только раз с сослуживцем ловили мародеров, — вспоминает ликвидатор. – За что и были награждены грамотами. А вот мирных людей, жителей отселенных деревень, чего греха таить, пропускали иногда и без пропусков. Да и как не пустить, они ведь домой шли, чтоб вещи забрать.
Недели через две в деревнях начали мыть дома, асфальт.
— Да только все было бесполезно, — говорит Михаил Иванович. – Грубо говоря, сегодня помыли, измерили — 70 рентген. Пришли завтра — на том же месте уровень уже 90. А потом начали рыть могильники.
Там и захоранивали срезанный дерн, остатки построек, вещи. В зоне отчуждения хватало брошенного транспорта: и легковушки, и грузовики, и спецтехника. Техника быстро накапливала радиацию, и девать ее было некуда, даже переплавить нельзя. Непригодные для дальнейшего использования машины тоже отгоняли в могильники.
— Через десять дней командировки нас никто не сменил и мы остались еще на десять дней, — рассказывает Михаил Страхович. – Потом еще раз на десять дней. Через месяц в зону отселения прилетел московский ученый. Первый его вопрос: «Сколько вы здесь, ребята?»
А мы и отвечаем: «30 дней». У него и глаза округлились от услышанного. Через два дня нас отправили домой. Сколько радиации получил и сегодня не знаю, никто не проверял.
Не прошло и года, как Михаил Страхович снова отправился в зону отчуждения и снова на месяц.
— К сожалению, я не знаю, что стало со многими парнями, с кем был в зоне отселения. Что касается меня, то до Чернобыля никогда на здоровье не жаловался. А вернувшись, обнаружил повышенное давление. Теперь без таблеток ни дня. И суставы болят. Когда в 1986 году приехал домой, кровь носом шла, а потом и изо рта. Прекратилось все, когда семьей на Сахалин уехал. Возле моря и давление нормализовалось, и сосуды крепче были.
Вернулся в Калинковичи Михаил Страхович с супругой и сыновьями, когда Союз начал разваливаться. А вскоре в семье появился и третий сын Кирилл. Вместе Михаил и Зинаида Страхович почти 40 лет. Уже подрастают две внучки Александра и Риана и внук Максим.
— Дети выросли, внуки радуют успехами, — говорит Михаил Иванович. — Теперь время и для себя есть. Наслаждаюсь каждым днем, проведенным вместе с супругой.
Светлана ПЕТРЕНКО.
